Книга о начале войны. Черновые отрывки. Глава "Фрау новых нарожают" Часть 15.
… По поводу сгоревшей школы. У Винцера описано, что она его роте, которую выдвинули на место возможного прорыва русских, закрывала обзор. В следующем абзаце оказалось, что за школой накапливались русские перед тем, как идти на прорыв. Когда школу удалось поджечь, оказалось, что ее пламя осветило местность и немецкие пехотинцы, которым была придана рота противотанковых пушек Винцера, стали бурно выражать свою радость по этому случаю. Теперь стало светло, как днем. Стало не так страшно.
Проблема вермахта была в том, что он ночью воевать не умел. А советские войска, напротив, как отмечают единодушно все немцы, оставившие воспоминания, даже предпочитали ночной бой дневному. И наши тоже вспоминали, что немец ночью воевать не любит. Почему? Да потому, что ночной бой – один из самых сложных видов боя. Он требует особо подготовленного командира, который умеет организовывать этот вид боя. И особо подготовленного бойца, который в сложной обстановке способен принимать самостоятельные решения.
Парадокс. Наши командиры, особенно низшего и среднего звена, как утверждают битые фрицы, были плохо подготовлены и не умели принимать самостоятельные решения, но умели воевать ночью. А немецкие – все отлично подготовленные, все из себя самостоятельные и инициативные, но с наступлением темноты у них прекращалась война и начинался мандраж до утра.
Такая же картина с боем в условиях лесистой местности. Немцы лесов избегали, они их панически боялись. А умение русских воевать в лесу объясняли тем, что наши солдаты – дети природы, они к лесам привычны и чувствуют себя в них, как дома. Т.е., мало того, что в Красной Армии воевали орды монголов, так еще, кроме монголов, были орды эвенкийских охотников, выросших в тайге, разбавленных славянами, сплошь лесниками и егерями.
Конечно, всё это абсолютная ерунда насчет «детей природы». Даже русский крестьянин задолго до революции не жил охотой и собирательством, у абсолютного большинства русского крестьянства отношения с лесом ненамного отличались от немецкого крестьянина. Даже в Сибири. Поселки сибирских охотников терялись среди массы сел земледельцев. Абсолютное большинство сельского населения СССР с лесом контактировало только в виде заготовки дров, да сбора детьми и женщинами ягод и грибов. У нашего мужика элементарно не было времени на барскую забаву бегать по полям и лугам с ружьишком. Сибиряки-охотники – это мизер в общей массе бойцов Красной Армии. Тем более, среди командиров.
Тут дело в другом. Бой в лесу такой же сложный, как и ночной. Ночью – ограниченная видимость, в лесу – сложность с ориентированием. Т.е., немцы не были обучены управлению боем в условиях ограниченной видимости, и у них были сложности с ориентированием. Да еще ночью и в лесу, когда боец часто не имеет визуального контакта с командиром, от него требуется умение самостоятельно принимать решения, действовать автономно.
Интересно, а на чем тогда делался упор в тактической подготовке подразделений вермахта перед войной, если его войска не были готовы воевать ночью и в лесах? Как они себе представляли ландшафт России? А на темное время суток ожидали договора о перемирии до утра с нашими? Тем более, что и в самой Германии не одни поля и автобаны, лесов там тоже хватает.
И это еще не всё. Даже немецкие генералы, такие, как Блюментрит и Меллентин, отмечают, что русские – мастера фортификации и маскировки. Быстро окапываются и оборудуют позиции так, что почти всегда их удается обнаружить только тогда, когда открывается огонь. Сами немцы признают в этом вопросе полное превосходство Красной Армии.
Но в России не только ночи бывают и леса растут, у нас же еще местами заканчиваются дороги и остаются одни направления. И там, где заканчиваются дороги, у вермахта начинаются неразрешимые проблемы, если верить Винцеру, да не только ему, это общее место у всех воевавших на Восточном фронте немцев:
«Для мня оставалось загадкой, как русским удавалось доставлять тяжелые орудия в самую глубь болота и с занятых позиций каждый раз в новом направлении внезапно обрушивать на нас уничтожающий огонь. В такой местности, куда, судя по карте, человек не в состоянии добраться, неожиданно утром оказывались пушки, которые обстреливали опорные пункты и жердевой настил, блокируя пути подвоза. Чаще всего они исчезали ранее, чем наша артиллерия или авиация успевали поразить эти цели».
Но, извините, ночью воевать вы не умели, леса боялись, с оборудованием и маскировкой у вас плохо дело обстояло, инженерные службы были беспомощны в условиях России– так что вообще ваши войска, умели? Может, хотя бы, стрелять, особенно из пушек?
Война для роты Винцера началась с того, что он провалил задачу первого дня: «Задача первого дня войны для моей роты заключалась в продвижении к узкоколейной железной дороге; задача войны заключалась в уничтожении всего того, что, по нашему представлению, охватывалось понятием «Москва». Задачу первого дня мы выполнили, правда лишь на третий день, во второй его половине».
Все с самого начала пошло не так, как было запланировано. Оказалось, что русские будут стрелять.
«Не успела моя рота пройти несколько сот метров, как она была задержана. Дорога, по которой рота должна была продвигаться, вела через лесной участок. Советские пограничники, несшие службу на сторожевых вышках, построили для себя убежища в удобно расположенных бункерах. Головной первый взвод под командованием лейтенанта Штейнберга с одной пушкой и одним пулеметом попал под интенсивный ружейный и пулеметный огонь, которым его встретили из укрытия. Лейтенант приказал прочим орудийным расчетам спешиться и попытаться обойти огневую точку, между тем как головное орудие взяло под обстрел пограничников. Но куда бы Штейнберг ни направлял свою часть, она всюду наталкивалась на энергичное сопротивление. Создавалось впечатление, что русские сосредоточили в лесу роту, если не целый батальон. Видимо, наша разведка глубоко просчиталась».
Да, еще и с разведкой были проблемы. Целый батальон разведка не обнаружила. И развернулся бой против русского батальона, занявшего оборону в неприступном бункере, как это представлялось немцам: «…дорога, по которой двигались войска, оказалась блокированной. Позади нас скопились машины штаба полка и две другие противотанковые роты, саперный батальон и артиллерийская часть… У нас уже были потери. Лейтенант Штейнберг был ранен, два пулеметчика были убиты. Командование взводом принял командир отделения Баллерштедт — кадровый фельдфебель из Мекленбурга».
Два взвода были посланы обойти бункер с флагов. Неожиданно наступила тишина, стрельба прекратилась, медленно, приседая и пукая, немцы приблизились к бункеру, из которого по ним вел огонь целый батальон: «Но то, что мы там увидели, нас сильно поразило. Бункер вовсе не был укрепленным сооружением, а лишь примитивным убежищем, сколоченным из легких древесных стволов, на которые была насыпана земля; в убежище хватало места всего на восемь стрелков.
Вокруг хижины были разбросаны походные фляги, кухонная утварь и множество пустых патронов. Позади небольшого земляного вала лежало три мертвых советских солдата. Пулемет, из которого они стреляли, исчез. Их товарищи забрали его с собой, когда у них кончились боеприпасы. Следовательно, мы сражались не против батальона, и не против роты, и даже не против полного взвода. Маленькая группа пограничников задержала нас на четыре часа, заставила нас развернуться, а шедшую позади нас батарею занять боевую позицию, нанесла нам потери и потом скрылась. Аналогичные ситуации повторялись многократно в течение первого дня похода. И каждый раз оказывалось, что это было только несколько красноармейцев, которые засели в чрезвычайно искусно выбранных позициях и вынудили нас принять бой».
Наконец, наступил третий день войны и пришлось принять уже настоящий бой: «На третий день, когда в голове колонны шел 2-й взвод, мы попали под интенсивный пулеметный огонь с фланга. Было просто невозможно проехать по дороге. Два унтер-офицера и три солдата уже лежали мертвыми между машинами. Мы укрылись во рвах и за машинами и в бинокль осмотрели местность. Наконец мы обнаружили пулемет позади стога сена. Четыре орудия и восемь пулеметов открыли огонь. Были хорошо видны разрывы. Но советский пулемет продолжал стрелять. Мы задержались почти па два часа. Снова позади нас стояли в ожидании другие крупные подразделения дивизии. Наконец командир 2-й роты посадил расчеты двух пулеметов на мотоциклы, с тем чтобы они проехали по проселку и обошли противника. Вдруг мы увидели, как один солдат побежал от стога, подхватив пулемет. Все подняли винтовки и, стоя, стали стрелять в беглеца, но ему все же удалось добраться до леса и скрыться. Один-единственный солдат на два часа парализовал действия большой части дивизии; ведь у стога никаких убитых не было обнаружено. Там оказались только пустые гильзы и вещевой мешок. Он бросил мешок, но не пулемет».
Один солдат. С ручным пулеметом – «Максим» так не унесешь, как у Винцера написано. На два часа остановил дивизию. По нему лупили из четырех орудий и восьми пулеметов. Люди по четыре года до ефрейторских лычек служили, кучи курсов закончили, все водительские права имеют, научились очко мастикой натирать, а тут какой-то колхозник, которому нельзя и винтовку СВТ доверить, с ручным пулеметом возле стога залег и немецкая дивизия на два часа остановилась. Четыре орудия и восемь пулеметов! По бойцу, который даже не из ДЗОТа стрелял! Возле стога лежал в поле. Настрелялся, встал, взял пулемет и ушел в лес.
Поэтому уже с первых дней войны немцы начали воевать так: «Прежде чем освободить орудия от маскировочных веток и вывести машины из леса на дорогу, мы выпили: кто стакан коньяку из французских трофейных запасов, а кто водки, которую мы накануне «нашли» в деревенской лавке. Все пили — офицеры и солдаты, командиры взводов и водители машин. Алкоголь придает решимости. Перед каждым выступлением — порция крепкого напитка».
Четыре года его только на ефрейтора учили!..
Благодарю за поддержку.
карточка Сбербанка 2202200535946089
карточка Тинькофф 5213 2439 6756 4582
Проблема вермахта была в том, что он ночью воевать не умел. А советские войска, напротив, как отмечают единодушно все немцы, оставившие воспоминания, даже предпочитали ночной бой дневному. И наши тоже вспоминали, что немец ночью воевать не любит. Почему? Да потому, что ночной бой – один из самых сложных видов боя. Он требует особо подготовленного командира, который умеет организовывать этот вид боя. И особо подготовленного бойца, который в сложной обстановке способен принимать самостоятельные решения.
Парадокс. Наши командиры, особенно низшего и среднего звена, как утверждают битые фрицы, были плохо подготовлены и не умели принимать самостоятельные решения, но умели воевать ночью. А немецкие – все отлично подготовленные, все из себя самостоятельные и инициативные, но с наступлением темноты у них прекращалась война и начинался мандраж до утра.
Такая же картина с боем в условиях лесистой местности. Немцы лесов избегали, они их панически боялись. А умение русских воевать в лесу объясняли тем, что наши солдаты – дети природы, они к лесам привычны и чувствуют себя в них, как дома. Т.е., мало того, что в Красной Армии воевали орды монголов, так еще, кроме монголов, были орды эвенкийских охотников, выросших в тайге, разбавленных славянами, сплошь лесниками и егерями.
Конечно, всё это абсолютная ерунда насчет «детей природы». Даже русский крестьянин задолго до революции не жил охотой и собирательством, у абсолютного большинства русского крестьянства отношения с лесом ненамного отличались от немецкого крестьянина. Даже в Сибири. Поселки сибирских охотников терялись среди массы сел земледельцев. Абсолютное большинство сельского населения СССР с лесом контактировало только в виде заготовки дров, да сбора детьми и женщинами ягод и грибов. У нашего мужика элементарно не было времени на барскую забаву бегать по полям и лугам с ружьишком. Сибиряки-охотники – это мизер в общей массе бойцов Красной Армии. Тем более, среди командиров.
Тут дело в другом. Бой в лесу такой же сложный, как и ночной. Ночью – ограниченная видимость, в лесу – сложность с ориентированием. Т.е., немцы не были обучены управлению боем в условиях ограниченной видимости, и у них были сложности с ориентированием. Да еще ночью и в лесу, когда боец часто не имеет визуального контакта с командиром, от него требуется умение самостоятельно принимать решения, действовать автономно.
Интересно, а на чем тогда делался упор в тактической подготовке подразделений вермахта перед войной, если его войска не были готовы воевать ночью и в лесах? Как они себе представляли ландшафт России? А на темное время суток ожидали договора о перемирии до утра с нашими? Тем более, что и в самой Германии не одни поля и автобаны, лесов там тоже хватает.
И это еще не всё. Даже немецкие генералы, такие, как Блюментрит и Меллентин, отмечают, что русские – мастера фортификации и маскировки. Быстро окапываются и оборудуют позиции так, что почти всегда их удается обнаружить только тогда, когда открывается огонь. Сами немцы признают в этом вопросе полное превосходство Красной Армии.
Но в России не только ночи бывают и леса растут, у нас же еще местами заканчиваются дороги и остаются одни направления. И там, где заканчиваются дороги, у вермахта начинаются неразрешимые проблемы, если верить Винцеру, да не только ему, это общее место у всех воевавших на Восточном фронте немцев:
«Для мня оставалось загадкой, как русским удавалось доставлять тяжелые орудия в самую глубь болота и с занятых позиций каждый раз в новом направлении внезапно обрушивать на нас уничтожающий огонь. В такой местности, куда, судя по карте, человек не в состоянии добраться, неожиданно утром оказывались пушки, которые обстреливали опорные пункты и жердевой настил, блокируя пути подвоза. Чаще всего они исчезали ранее, чем наша артиллерия или авиация успевали поразить эти цели».
Но, извините, ночью воевать вы не умели, леса боялись, с оборудованием и маскировкой у вас плохо дело обстояло, инженерные службы были беспомощны в условиях России– так что вообще ваши войска, умели? Может, хотя бы, стрелять, особенно из пушек?
Война для роты Винцера началась с того, что он провалил задачу первого дня: «Задача первого дня войны для моей роты заключалась в продвижении к узкоколейной железной дороге; задача войны заключалась в уничтожении всего того, что, по нашему представлению, охватывалось понятием «Москва». Задачу первого дня мы выполнили, правда лишь на третий день, во второй его половине».
Все с самого начала пошло не так, как было запланировано. Оказалось, что русские будут стрелять.
«Не успела моя рота пройти несколько сот метров, как она была задержана. Дорога, по которой рота должна была продвигаться, вела через лесной участок. Советские пограничники, несшие службу на сторожевых вышках, построили для себя убежища в удобно расположенных бункерах. Головной первый взвод под командованием лейтенанта Штейнберга с одной пушкой и одним пулеметом попал под интенсивный ружейный и пулеметный огонь, которым его встретили из укрытия. Лейтенант приказал прочим орудийным расчетам спешиться и попытаться обойти огневую точку, между тем как головное орудие взяло под обстрел пограничников. Но куда бы Штейнберг ни направлял свою часть, она всюду наталкивалась на энергичное сопротивление. Создавалось впечатление, что русские сосредоточили в лесу роту, если не целый батальон. Видимо, наша разведка глубоко просчиталась».
Да, еще и с разведкой были проблемы. Целый батальон разведка не обнаружила. И развернулся бой против русского батальона, занявшего оборону в неприступном бункере, как это представлялось немцам: «…дорога, по которой двигались войска, оказалась блокированной. Позади нас скопились машины штаба полка и две другие противотанковые роты, саперный батальон и артиллерийская часть… У нас уже были потери. Лейтенант Штейнберг был ранен, два пулеметчика были убиты. Командование взводом принял командир отделения Баллерштедт — кадровый фельдфебель из Мекленбурга».
Два взвода были посланы обойти бункер с флагов. Неожиданно наступила тишина, стрельба прекратилась, медленно, приседая и пукая, немцы приблизились к бункеру, из которого по ним вел огонь целый батальон: «Но то, что мы там увидели, нас сильно поразило. Бункер вовсе не был укрепленным сооружением, а лишь примитивным убежищем, сколоченным из легких древесных стволов, на которые была насыпана земля; в убежище хватало места всего на восемь стрелков.
Вокруг хижины были разбросаны походные фляги, кухонная утварь и множество пустых патронов. Позади небольшого земляного вала лежало три мертвых советских солдата. Пулемет, из которого они стреляли, исчез. Их товарищи забрали его с собой, когда у них кончились боеприпасы. Следовательно, мы сражались не против батальона, и не против роты, и даже не против полного взвода. Маленькая группа пограничников задержала нас на четыре часа, заставила нас развернуться, а шедшую позади нас батарею занять боевую позицию, нанесла нам потери и потом скрылась. Аналогичные ситуации повторялись многократно в течение первого дня похода. И каждый раз оказывалось, что это было только несколько красноармейцев, которые засели в чрезвычайно искусно выбранных позициях и вынудили нас принять бой».
Наконец, наступил третий день войны и пришлось принять уже настоящий бой: «На третий день, когда в голове колонны шел 2-й взвод, мы попали под интенсивный пулеметный огонь с фланга. Было просто невозможно проехать по дороге. Два унтер-офицера и три солдата уже лежали мертвыми между машинами. Мы укрылись во рвах и за машинами и в бинокль осмотрели местность. Наконец мы обнаружили пулемет позади стога сена. Четыре орудия и восемь пулеметов открыли огонь. Были хорошо видны разрывы. Но советский пулемет продолжал стрелять. Мы задержались почти па два часа. Снова позади нас стояли в ожидании другие крупные подразделения дивизии. Наконец командир 2-й роты посадил расчеты двух пулеметов на мотоциклы, с тем чтобы они проехали по проселку и обошли противника. Вдруг мы увидели, как один солдат побежал от стога, подхватив пулемет. Все подняли винтовки и, стоя, стали стрелять в беглеца, но ему все же удалось добраться до леса и скрыться. Один-единственный солдат на два часа парализовал действия большой части дивизии; ведь у стога никаких убитых не было обнаружено. Там оказались только пустые гильзы и вещевой мешок. Он бросил мешок, но не пулемет».
Один солдат. С ручным пулеметом – «Максим» так не унесешь, как у Винцера написано. На два часа остановил дивизию. По нему лупили из четырех орудий и восьми пулеметов. Люди по четыре года до ефрейторских лычек служили, кучи курсов закончили, все водительские права имеют, научились очко мастикой натирать, а тут какой-то колхозник, которому нельзя и винтовку СВТ доверить, с ручным пулеметом возле стога залег и немецкая дивизия на два часа остановилась. Четыре орудия и восемь пулеметов! По бойцу, который даже не из ДЗОТа стрелял! Возле стога лежал в поле. Настрелялся, встал, взял пулемет и ушел в лес.
Поэтому уже с первых дней войны немцы начали воевать так: «Прежде чем освободить орудия от маскировочных веток и вывести машины из леса на дорогу, мы выпили: кто стакан коньяку из французских трофейных запасов, а кто водки, которую мы накануне «нашли» в деревенской лавке. Все пили — офицеры и солдаты, командиры взводов и водители машин. Алкоголь придает решимости. Перед каждым выступлением — порция крепкого напитка».
Четыре года его только на ефрейтора учили!..
Благодарю за поддержку.
карточка Сбербанка 2202200535946089
карточка Тинькофф 5213 2439 6756 4582