А всё потому, что такой тренировочной практики, как у офицера флота Его Императорского Величества, эти боксеры не имеют. Им никаких денег не хватит на оплату такого количества спаррингов.
Деградация дворянства в Империи привела к тому, что основная часть флотского офицерства, комплектуемая из этого дворянства, из всех боевых задач на первое место поставила ослепительный блеск медных и бронзовых частей корабля, в надежде, что солнечные блики от надраенных медянок будут выводить из строя целые вражеские эскадры. Если я и преувеличиваю, то не намного.
А главным способом воспитания матросов, занимающихся шлифованием меди кирпичной крошкой, был мордобой. Даже не главным. Единственным. Лупило офицерье матросню с упоением. Лупило вне зависимости от международной и боевой обстановки. И когда броненосец у причала стоит, и когда на всех парах мчится на разгром супротивника. Без разницы. С одинаковым усердием процесс «воспитания» проходил. Это был главный элемент боевой подготовки. Сверкающая медная рында и сияющий фингал под матросским глазом на страх врагам Отечества.
В 1904 году эскадра Рожественского, также сверкая медью и бронзой, шла на Цусиму, а будущие жертвы революционного народа в эполетах мичманов и капитанов усердно чистили морды нижним чинам, повышая уровень боевой подготовки. Да-да, не удивляйтесь, прямо на пути к месту героической гибели, их благородия прореживали кулаками зубы вчерашних крестьянских парней, которым предстояло умирать под разрывами шимозы «За веру, царя и Отечество!». Без всякой задней мысли, что, вроде бы, с этими людьми в бой идти предстоит…
По пути еще в стрельбе потренировались с итогом впечатляющим - бац-бац, всё мимо! Но мысли не возникло ни у Рожественского, ни у других дегенератов в эполетах, что в японцев вообще-то попадать снарядами нужно, иначе они в вас попадать будут…
Да, еще потом в мемуарах эти «самотопы» писали, что стреляли всё же снайперски, только на снарядах взрыватели оказались «не той системы»… «Воспитательная» работа с личным составом в виде «по сопатке» совсем не оставляла времени поинтересоваться, какие взрыватели должны быть?
Представляете, благородный весь из себя морской офицер при эполетах и кортике на балах мазурки выплясывает с утонченными барышнями, по-французски изъясняется без акцента рязанского, а приходит на службу и сразу, только по трапу на грозный крейсер залезет, матросу – хрясь в рыло кулаком в лайковой перчатке за плохо надраенную бляху!
Конечно, были и среди этой швали, именуемой флотским комсоставом, и нормальные люди, которые стеснялись лупить подчиненных по зубам, даже высказывали очень оригинальные для того времени идеи, что матрос – тоже человек… Только погоды они не делали, в кают компаниях слыли за чудаков с опасными якобинскими взглядами. И еще бы, если сам цусимский адмирал Рожественский славился тем, что мастерски ударом кулака в ухо рвал барабанные перепонки писарям своего штаба.
Я ни капли не преувеличиваю, ни на грамм. Такова, увы, была та реальность. По центральным улицам Севастополя, в парках Кронштадта «собакам и матросам» гулять запрещалось категорически.
Началась мировая бойня, но вооруженная кортиками публика из кают-компаний своих привычек не оставила. Всё продолжала боксерское мастерство совершенствовать. Понятно, что г-н Стариков этой темы не касается в своих книгах вообще (да и не он один), поэтому и получается у него, что быдло в кубриках ни с того, ни с чего взбесилось и своих командиров за борт пошвыряло.
И причина всего этого бардака флотского лежит на поверхности. Ее не заметить можно, только если очень для этого стараться. Это даже не сословность. Запредельная нищета населения, которая вылилось в очень низкий уровень образованности народа. Образование было доступно только немногочисленным привилегированным сословиям, а потребность в специалистах армии и флота росла и росла, поэтому и шли туда представители немногочисленных сословий без всякого конкурса. Не с кем им было на вступительных экзаменах в Морской Корпус конкурировать, тупицы не отсеивались, а получали мичманские погоны.
И так как, флот традиционно считался самой престижной военной службой для дворян, на корабли и попадали многие тупицы из «благородных». И было их значительное число (не все, конечно), которое и определило дальнейшую судьбу флотского офицерья. Извините, но язык у меня не поворачивается назвать офицерами, а не офицерьем того же адмирала Рожественского, избивавшего матросов, и уродов, которые служили вместе с ним.
Если вы, читатели, вдруг загоритесь желанием обвинить меня в охаивании поголовном русского флотского офицерства дореволюционного, то пока не горячитесь. Я же, в отличие от Николая Викторовича, симптомами социального расизма не страдаю. И знаю, что довольно большая часть моряков-командиров были людьми приличными и честными, поэтому и революцию они приняли, и Советской власти, народу служили верой и правдой.
Только для той сволоты, каким был Г.К.Граф, авторитетный источник для Старикова, эти люди были предателями. Вот сам Граф, сбежавший от народа – герой, а адмирал Александр Васильевич Немитц, служивший Родине,- предатель. Поэтому лидер ПВО Немитцу не доверяет, для него перебежчик - источник истины.
Но я не клевещу на ту часть офицерства, которую называю тупой. Клевета – это бездоказательные обвинения. А у меня они есть. Например, чтимый Николаем Викторовичем, Г.К.Граф - сам наглядное доказательство. Не верите? Тогда давайте прочитаем вместе кое-что из его книги «На Новике…».
Например, о патриотизме русского народа:
«Если бы еще в русском народе была сильна идея патриотизма, как в Германии или Англии, тогда можно было бы заставить его терпеть. Но любовь к Родине как целому в нем почти отсутствовала, «Какие мы — русские, говорили мужики, мы — вячкие, до нас немец не дойдет; чего мы будем воевать — пущай воюют те, до кого он дошел...» Подобные рассуждения всех этих «вячких», «калуцких» и «скопских» философов ярко характеризуют взгляд русского народа на войну и понимание им своего долга. Идея союза народов, их взаимоотношения и политические задачи России были для него мертвым звуком. С такой психологией он не мог воевать идейно, а шел только «из-под палки», куда прикажет начальство. К его распоряжениям он относился покорно и апатично, ибо был убежден, что так надо; начальство, мол, лучше знает, что делать, — на то оно и начальство. Но он был недоволен нарушенным покоем, разлукой с семьей, трудностями и опасностями войны. Поэтому каждая мысль, каждое слово, говорившее о бесцельности и необходимости окончить войну, были ему приятны».
Понимаете, о чем пишет этот придурок с фамилией Граф? Он своими глазами видит, что народу война та вообще не нужна была, народ видел, что ее цели к его интересам никакого отношения не имеют, но вывод делает дурацкий : русские – быдло, идеи патриотизма им чужды. Зато немцы и англичане…! Недаром звался Гарольдом Карловичем этот моряк.
Но это вообще еще цветочки. А вот еще:
«Первые же шаги революции доказали, как она понималась в широких массах населения. Все, от вождей переворота до рабочего или крестьянина, торопились удовлетворить лишь свои материальные интересы; показная сторона революционных знамен была уже забыта. Минимум труда и максимум оплаты — вот главные лозунги того периода».
Короче, за шкурным интересом все ринулись в революцию. И вдруг выдает такое:
«Началась гражданская война. Юг России превратился в сплошной район междуусобной борьбы. Весна 1918 года. Армавир. Тяжелое время Добровольческой армии. Сжатая в кольцо большевиков, она судорожно отбивает их непрерывные атаки. Большевистские цепи следовали одна за другой, причем впереди — во весь рост, с винтовками на руку, одетые в летнюю белую форму, шли матросы. Как подкошенные, падали они под огнем пулеметов, но оставшиеся продолжали идти вперед. Из них никто не уцелел, но сами добровольцы признавали, что дойди матросы — им пришлось бы очень плохо. Меня просили дать объяснение такой безумной храбрости, такого мужества пред лицом смерти. Я мог только ответить: «Это коренится уже в самой природе матросов. Опасность на суше, в сравнении с опасностями на море, казалась им ничтожной».
И как стремление удовлетворить только материальные интересы вяжется со смертельной атакой на пулеметы? С той позиции, наверное, что мертвому уже не до материальных проблем?
Разве Граф не дурень? Только подумайте, что он пишет: матросы идут в цепи, их косят пулеметами, но они в этом опасности не видят, вернее, она представляется им совершенно ничтожной! Смерть – совершенно ничтожная опасность. Тогда, какая же такая не ничтожная была привычна для матросов на море, если даже смерть на суше их не пугала? Апперкот в исполнении Г.К.Графа что ли?
Мы уже настолько привыкли за последние 20 лет к описаниям нашего революционного флота, как сборища неуправляемого стада алкоголиков и дебоширов, что с трудом можем включить тумблер «логика» в мозгу. Но делать это нужно. И сразу картина начинает играть совсем другими красками и смыслами.
Еще кое-что из книги Г.К.Графа: «Революция развратила весь народ. Матросы же, — плоть от плоти и кровь от крови этого народа, со всеми его плюсами и минусами, не избежали той же участи».
И теперь соберем все части мозаики в одно целое: кинувшись в революцию за удовлетворением своего материального интереса, развращенная матросня в цепи с винтовками на ремне бесстрашно шла в смертельную атаку прямо на пулеметы.
Странная какая-то развращенность, не находите? Что-то она очень похожа на то состояние, с которым фашистов в 1941-1945 годах били.
А теперь я приведу небольшой отрывок из воспоминаний П.Д.Малькова, который как раз тогда служил на флоте простым матросом, Павел Дмитриевич после назначения комендантом Смольного встретился со своими сослуживцами с крейсера «Диана» и такой разговор состоялся между ними:
«— Ну, а ты-то сам как? — вдруг спрашивают. — У тебя как дела?
— У меня? Сами видите мои дела. Налаживаю охрану Смольного.
— Это мы видим, да не о том речь. Ведь ты же на «Диане» числишься, а застрял в Смольном. Надо как-то оформить, а то неладно получается.
Действительно, правы товарищи. Я об этом и не подумал, не до того было, А что получается? Состою на действительной военной службе, матрос первой статьи крейсера «Диана», а на крейсере свыше двух недель не был! Вроде дезертир.
Вернулся в Смольный, улучил удобный момент и обратился к Феликсу Эдмундовичу: надо, мол, мне оформляться чин по чину, а то нехорошо получается.
Он согласился: ну что ж, оформим. Тут же Дзержинский написал два документа, сам подписал, дал подписать Гусеву и вручил мне.
Первый документ:
«6 ноября 1917 г.
В центральный комитет Балтийского флота.
По распоряжению Военно-революционного комитета матрос Павел Мальков оставлен в Петрограде в качестве коменданта Смольного института.
За председателя Дзержинский
Секретарь Гусев».
И второй, того же содержания, в судовой комитет крейсера «Диана». Так кончилась моя морская служба».
Это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Современные «историки» утверждают, что флот превратился в результате революции в банду разложившихся бузотеров, и вдруг такая ситуация! И самое интересное не в том, что Мальков озаботился надлежащим оформлением своего положения, хотя мог просто сказать товарищам: да мне плевать, я высших должностных лиц Республики теперь охраняю. Другое удивляет: а какое дело этим товарищам, таким же простым матросам, до того, где находится теперь кто-то из команды «Дианы»? Они-то кто? Вот-вот, почему же сам командир крейсера не запросил Смольный о судьбе своего подчиненного?
И вывод получается шокирующий: дисциплина на кораблях держалась не усилиями офицеров, а заботами нижних чинов. Значит, вопросы дисциплины на флоте после Октября никуда не ушли, они оставались. Нижние чины в соблюдении ее были заинтересованы и сами проявляли инициативу в этом вопросе, т.е., логично предположить, что и командному составу никто бы из матросов не стал палки в колеса вставлять, если бы командиры стремились поддерживать порядок, но командование самоустранилось. А такое поведение офицеов называется саботажем.
А поведение матросов называется сознательностью. Так кто разложился?
Journal information