Троцкизм. (из черновых набросков к книге)
Мало было придумать никогда не существовавший репрессивный орган, нужно было еще найти причины, приведшие к такой кровавой бойне. Проблема была в том, что «ежовщина» в народе оставила память, и с момента 20-го съезда сама партия о ней много говорила, как о времени беззакония, только эти полтора года, отчет которых начался с февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП (б) 1937 года и закончившиеся сменой наркома НКВД, когда по стране прошли судебные процессы над группами заговорщиков-троцкистов, у народа отложились как репрессии в отношении партийно-хозяйственной номенклатуры. Они не затрагивали широких слоев населения. Сам М.С.Горбачев в своих воспоминаниях «Остаюсь оптимистом» проговорился, как он, молодой комсомольский работник, разъезжал по колхозам Ставрополья, разъясняя политику партии о «культе личности», и наталкивался на полное непонимание населения. Ему люди прямо говорили, что тогда пострадали кое-кто из начальства. Народ не заметил этого террора.
Да, в газетах того времени есть много публикаций о митингах трудящихся, требующих суровых приговоров для троцкистов. Нам это представляют в виде царившей в стране истерии, приведшей к массовому доносительству и страху. Знаете, если когда-нибудь появятся историки, желающие наше с вами нынешнее время представить в таком же ракурсе, то они это без труда сделают, собрав многочисленные публикации с требованием введения смертной казни для коррупционеров и других преступников. Но сегодня мы с вами разве чувствуем себя живущими в обстановке тотального террора?
Первая историческая, так сказать, версия причин «Большого террора» была сочинена в обстановке цейтнота, еще во время работы комиссии А.Яковлева. Время поджимало, нужно было результат выдать к компании по выборам на 1-ый съезд народных депутатов СССР, чтобы протолкнуть на него максимально много «демократов» на антисталинской волне. Поэтому версию сочинили халтурно. Я приведу ее в изложении того же В.Земскова, цитата из его статьи «О масштабах политических репрессий в СССР» :
«Существует большое количество документов, в том числе опубликованных, где отчётливо видна инициативная роль Сталина в репрессивной политике. Взять, к примеру, его речь на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, после которого начался «Большой террор». В этой речи Сталин сказал, что страна оказалась в крайне опасном положении из-за происков саботажников, шпионов, диверсантов, а также тех, кто искусственно порождает трудности, создаёт большое число недовольных и раздражённых. Досталось и руководящим кадрам, которые, по словам Сталина, пребывают в самодовольстве и утратили способность распознавать истинное лицо врага. Для нас совершенно ясно, что эти заявления Сталина на февральско-мартовском Пленуме 1937 года, — это и есть призыв к «Большому террору», и он, Сталин, его главный инициатор и вдохновитель».
Расчет, вероятно, был на то, что советская публика, находившаяся в состоянии крайнего раздражения многолетней политикой вранья со стороны руководства КПСС, с доверием отнесется к любой пропаганде, направленной против партии и ее руководителей, не разбираясь, из-за своего раздражения, что антипартийная пропаганда исходила от самого партийного руководства и была направлена против сталинской команды, идеологически и политически враждебной той КПСС, которую так советская публика «любила». И расчет на это сработал. В эту версию люди поверили, не стали проверять ее, самостоятельно изучая материалы того Пленума ВКП (б).
Однако, в нашем обществе, нахлебавшемся «рынка» и увидевшем истинное лицо «демократов», стали, ожидаемо, расти симпатии к И.В.Сталину и пробуждаться интерес в его времени. Возникла опасность, что публика прочтет материалы Пленума и увидит, что в них нет абсолютно никакого призыва к «Большому террору».
Напротив, в заключительном слове Иосиф Виссарионович сказал следующее:
«Следующий вопрос — о вредителях, диверсантах и о всех других агентах троцкистского и нетроцкистского типа, иностранных государств. Я думаю, что все товарищи поняли и осознали, что эта порода людей, каким бы флагом она не маскировалась, троцкистским или бухаринским, нам все равно, эта порода людей не имеет ничего общего с каким бы то ни было политическим течением в рабочем движении. Это оголтелая банда наемный убийц, диверсантов, шпионов, вредителей и т. д., и т. д. Это, я думаю, люди поняли и осознали. Но я боюсь, что в речах некоторых товарищей скользила мысль о том, что: давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с каким-либо троцкистом или кто когда-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с троцкистом обедал. Давай теперь бить направо и налево.
Это не выйдет, это не годится. Среди бывших троцкистов у нас имеются замечательные люди, вы это знаете, хорошие работники который случайно попали к троцкистам, потом порвали с ними и работают, как настоящие большевики, которым завидовать можно».
Разве это призыв к «Большому террору»? Я вижу нечто совершенно обратное в словах Сталина. На Пленуме также выступал и Прокурор СССР А.Я.Вышинский, я дам из его выступления обширные выдержки:
«… сплошь и рядом чувствуется, что в следственном производстве имеется целый ряд недостатков. А если подойти к делам ординарным, не привлекающим к себе столь большого нашего внимания, то окажется, что эти недостатки имеются сплошь и рядом. Это, на мой взгляд, объясняется основным недостатком, который имеется в работе следственных органов НКВД и органов нашей прокуратуры и который заключается раньше всего в тенденции построить следствие на собственном признании обвиняемого.
Наши следователи очень мало заботятся об объективных доказательствах, о вещественных доказательствах, не говоря уже об экспертизе. Между тем центр тяжести расследования должен лежать именно в этих объективных доказательствах. Ведь только при этом условии можно рассчитывать на успешность судебного процесса, на то, что следствие установило истину… Качество следственного производства у нас недостаточно, и не только в органах НКВД, но и в органах Прокуратуры. Наши следственные материалы страдают тем, что мы называем в своем кругу «обвинительным уклоном». Это тоже своего рода «честь мундира», если уж попал, зацепили, потащил обвиняемого, нужно доказать во что бы то ни стало, что он виноват.
Если следствие приходит к иным результатам, чем обвинение, то это считается просто неудобным. Считается неловко прекратить дело за недоказанностью, как будто это компрометирует работу. По крайней мере среди прокуроров такой взгляд существует, это я утверждаю. Если прокурор приходит к убеждению, что дело надо прекратить, он чувствует себя как будто бы оскандаленным, и ему неудобно перед другими товарищами. Засмеют или во всяком случае поставят ему прекращение дела в минус. «Ах,— скажут,— у тебя дело прекращено, а у меня нет прекращенных дел». В органах прокуратуры эта болезнь свила себе крупное гнездо, да и в органах НКВД она тоже существует (Молотов. Опасная болезнь.) Да, опасная болезнь. Благодаря таким нравам вместо действительного виновника на скамью подсудимых иногда попадают люди, которые впоследствии оказываются или виновными не в том, в чем их обвиняют, или вовсе невиновными. Ведь известно, что у нас около 40% дел, а по некоторым категориям дел — около 50% дел, кончаются прекращением, отменой или изменением приговоров. Против этой болезни и была еще в 1933 г. направлена инструкция 8 мая, о которой говорил т. Ежов. В чем заключается основная мысль этой инструкции? Она заключается в том, чтобы предостеречь против огульного, неосновательного привлечения людей к ответственности... Должен в порядке самокритики сказать, что наш надзор очень слабый благодаря тому, что наш аппарат тоже засорен. Вячеслав Михайлович здесь сказал, что арестованных за связь с троцкистами и как троцкистов имеется 17 работников суда и прокуратуры. Я должен сказать, что их, к сожалению, больше (Молотов. Это уже осужденных.) Если осужденных, то это правильно. В действительности арестованных гораздо больше. Одних прокуроров арестовано 20 человек (Молотов. Я цифры приводил только об осужденных.) Тогда это совершенно точно. За последнее время благодаря материалам, которые мы получили от НКВД, мы увидели, что в рядах прокуратуры имеются троцкисты, предатели, и в значительном количестве. Таковы, например, бывший генеральный прокурор Украины, бывший наркомюст Михайлин, его помощник Бенедиктов, бывший киевский прокурор Старовойтов, бывший прокурор Днепропетровской области Ахматов, зам. прокурора АЗК Петренко и другие. Это все троцкистская агентура, сидевшая в нашем аппарате. И естественно, с такими людьми не было никакой возможности правильно осуществлять надзор, правильно бороться за социалистическую законность».
Оказывается, если судить по выступлениям Сталина и Вышинского, то любой, кто продолжил бы репрессивную политику с нарушением социалистической законности, тем более – массовые репрессии, поплатился бы головой сам. Сталин и Вышинский почти прямым текстом предупреждают: никаких массовых репрессий и огульности, иначе вам самим небо с овчинку покажется.
Вот вам и «беспристрастный историк» В.Земсков, цифрам которого вы так доверяете.
Понятно, что эту версию причин «Большого террора» нужно было выводить из историографии, в таком виде она бы неизбежно вызвала недоверие и к самому факту существования «Большого террора». Без причин нет и следствия. И тут подключились «защитники Сталина»…
Да, в газетах того времени есть много публикаций о митингах трудящихся, требующих суровых приговоров для троцкистов. Нам это представляют в виде царившей в стране истерии, приведшей к массовому доносительству и страху. Знаете, если когда-нибудь появятся историки, желающие наше с вами нынешнее время представить в таком же ракурсе, то они это без труда сделают, собрав многочисленные публикации с требованием введения смертной казни для коррупционеров и других преступников. Но сегодня мы с вами разве чувствуем себя живущими в обстановке тотального террора?
Первая историческая, так сказать, версия причин «Большого террора» была сочинена в обстановке цейтнота, еще во время работы комиссии А.Яковлева. Время поджимало, нужно было результат выдать к компании по выборам на 1-ый съезд народных депутатов СССР, чтобы протолкнуть на него максимально много «демократов» на антисталинской волне. Поэтому версию сочинили халтурно. Я приведу ее в изложении того же В.Земскова, цитата из его статьи «О масштабах политических репрессий в СССР» :
«Существует большое количество документов, в том числе опубликованных, где отчётливо видна инициативная роль Сталина в репрессивной политике. Взять, к примеру, его речь на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, после которого начался «Большой террор». В этой речи Сталин сказал, что страна оказалась в крайне опасном положении из-за происков саботажников, шпионов, диверсантов, а также тех, кто искусственно порождает трудности, создаёт большое число недовольных и раздражённых. Досталось и руководящим кадрам, которые, по словам Сталина, пребывают в самодовольстве и утратили способность распознавать истинное лицо врага. Для нас совершенно ясно, что эти заявления Сталина на февральско-мартовском Пленуме 1937 года, — это и есть призыв к «Большому террору», и он, Сталин, его главный инициатор и вдохновитель».
Расчет, вероятно, был на то, что советская публика, находившаяся в состоянии крайнего раздражения многолетней политикой вранья со стороны руководства КПСС, с доверием отнесется к любой пропаганде, направленной против партии и ее руководителей, не разбираясь, из-за своего раздражения, что антипартийная пропаганда исходила от самого партийного руководства и была направлена против сталинской команды, идеологически и политически враждебной той КПСС, которую так советская публика «любила». И расчет на это сработал. В эту версию люди поверили, не стали проверять ее, самостоятельно изучая материалы того Пленума ВКП (б).
Однако, в нашем обществе, нахлебавшемся «рынка» и увидевшем истинное лицо «демократов», стали, ожидаемо, расти симпатии к И.В.Сталину и пробуждаться интерес в его времени. Возникла опасность, что публика прочтет материалы Пленума и увидит, что в них нет абсолютно никакого призыва к «Большому террору».
Напротив, в заключительном слове Иосиф Виссарионович сказал следующее:
«Следующий вопрос — о вредителях, диверсантах и о всех других агентах троцкистского и нетроцкистского типа, иностранных государств. Я думаю, что все товарищи поняли и осознали, что эта порода людей, каким бы флагом она не маскировалась, троцкистским или бухаринским, нам все равно, эта порода людей не имеет ничего общего с каким бы то ни было политическим течением в рабочем движении. Это оголтелая банда наемный убийц, диверсантов, шпионов, вредителей и т. д., и т. д. Это, я думаю, люди поняли и осознали. Но я боюсь, что в речах некоторых товарищей скользила мысль о том, что: давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с каким-либо троцкистом или кто когда-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с троцкистом обедал. Давай теперь бить направо и налево.
Это не выйдет, это не годится. Среди бывших троцкистов у нас имеются замечательные люди, вы это знаете, хорошие работники который случайно попали к троцкистам, потом порвали с ними и работают, как настоящие большевики, которым завидовать можно».
Разве это призыв к «Большому террору»? Я вижу нечто совершенно обратное в словах Сталина. На Пленуме также выступал и Прокурор СССР А.Я.Вышинский, я дам из его выступления обширные выдержки:
«… сплошь и рядом чувствуется, что в следственном производстве имеется целый ряд недостатков. А если подойти к делам ординарным, не привлекающим к себе столь большого нашего внимания, то окажется, что эти недостатки имеются сплошь и рядом. Это, на мой взгляд, объясняется основным недостатком, который имеется в работе следственных органов НКВД и органов нашей прокуратуры и который заключается раньше всего в тенденции построить следствие на собственном признании обвиняемого.
Наши следователи очень мало заботятся об объективных доказательствах, о вещественных доказательствах, не говоря уже об экспертизе. Между тем центр тяжести расследования должен лежать именно в этих объективных доказательствах. Ведь только при этом условии можно рассчитывать на успешность судебного процесса, на то, что следствие установило истину… Качество следственного производства у нас недостаточно, и не только в органах НКВД, но и в органах Прокуратуры. Наши следственные материалы страдают тем, что мы называем в своем кругу «обвинительным уклоном». Это тоже своего рода «честь мундира», если уж попал, зацепили, потащил обвиняемого, нужно доказать во что бы то ни стало, что он виноват.
Если следствие приходит к иным результатам, чем обвинение, то это считается просто неудобным. Считается неловко прекратить дело за недоказанностью, как будто это компрометирует работу. По крайней мере среди прокуроров такой взгляд существует, это я утверждаю. Если прокурор приходит к убеждению, что дело надо прекратить, он чувствует себя как будто бы оскандаленным, и ему неудобно перед другими товарищами. Засмеют или во всяком случае поставят ему прекращение дела в минус. «Ах,— скажут,— у тебя дело прекращено, а у меня нет прекращенных дел». В органах прокуратуры эта болезнь свила себе крупное гнездо, да и в органах НКВД она тоже существует (Молотов. Опасная болезнь.) Да, опасная болезнь. Благодаря таким нравам вместо действительного виновника на скамью подсудимых иногда попадают люди, которые впоследствии оказываются или виновными не в том, в чем их обвиняют, или вовсе невиновными. Ведь известно, что у нас около 40% дел, а по некоторым категориям дел — около 50% дел, кончаются прекращением, отменой или изменением приговоров. Против этой болезни и была еще в 1933 г. направлена инструкция 8 мая, о которой говорил т. Ежов. В чем заключается основная мысль этой инструкции? Она заключается в том, чтобы предостеречь против огульного, неосновательного привлечения людей к ответственности... Должен в порядке самокритики сказать, что наш надзор очень слабый благодаря тому, что наш аппарат тоже засорен. Вячеслав Михайлович здесь сказал, что арестованных за связь с троцкистами и как троцкистов имеется 17 работников суда и прокуратуры. Я должен сказать, что их, к сожалению, больше (Молотов. Это уже осужденных.) Если осужденных, то это правильно. В действительности арестованных гораздо больше. Одних прокуроров арестовано 20 человек (Молотов. Я цифры приводил только об осужденных.) Тогда это совершенно точно. За последнее время благодаря материалам, которые мы получили от НКВД, мы увидели, что в рядах прокуратуры имеются троцкисты, предатели, и в значительном количестве. Таковы, например, бывший генеральный прокурор Украины, бывший наркомюст Михайлин, его помощник Бенедиктов, бывший киевский прокурор Старовойтов, бывший прокурор Днепропетровской области Ахматов, зам. прокурора АЗК Петренко и другие. Это все троцкистская агентура, сидевшая в нашем аппарате. И естественно, с такими людьми не было никакой возможности правильно осуществлять надзор, правильно бороться за социалистическую законность».
Оказывается, если судить по выступлениям Сталина и Вышинского, то любой, кто продолжил бы репрессивную политику с нарушением социалистической законности, тем более – массовые репрессии, поплатился бы головой сам. Сталин и Вышинский почти прямым текстом предупреждают: никаких массовых репрессий и огульности, иначе вам самим небо с овчинку покажется.
Вот вам и «беспристрастный историк» В.Земсков, цифрам которого вы так доверяете.
Понятно, что эту версию причин «Большого террора» нужно было выводить из историографии, в таком виде она бы неизбежно вызвала недоверие и к самому факту существования «Большого террора». Без причин нет и следствия. И тут подключились «защитники Сталина»…